В прокат вышел «Еще» - документальный фильм Дмитрия Лавриненко про группу «Аукцыон». Режиссер снимал его семь лет, буквально стал частью коллектива и зафиксировал его жизнь в малейших деталях. Здесь есть клипы, концерты, монологи, бытовые сценки про приготовление пасты и рыбалку.
«Еще» - явление важное просто по факту: фильмов про группы на просторах отечественного кино нет и не было. Или почти не было — разве что «Рок» Алексея Учителя, которому на музыку очевидно наплевать (очевидно, для него Ленинградский рок-клуб был только почвой для «повести о новых людях»).
Лавриненко — нет, не наплевать. И в этом вся беда: он явно фанат «Аукцыона», и фанатства своего не скрывает. «Еще» снят для таких же шизиков, которым с чего-то правда интересно, что ест барабанщик любимой команды, где живет ее шоумен, и вообще посмотреть на то, какие они все классные в фас и профиль. И поподробнее, пожалуйста.
«Аукцыон» - команда почтенная и исключительная во всех смыслах. Единственная, кажется, чей состав за тридцать лет существования не претерпел больших изменений. Герметичная. Всем нравится. Банда крепких, немолодых и до неприличия здоровых дяденек. Внутри и вокруг коллектива — сплошное примирение и согласие. Бесконфликтность - штука прелестная, но совершенно для фильма негодная. Тем более для такого, в сущности, нехитрого, как «Еще». При лавриненковском осторожном, любящем, почти юбилейно-телевизонном подходе (так демонстрируют народных и заслуженных — грудь в орденах — в федеральном эфире), единственное, что картинкам на экране может придать какую-то динамику — оптический фокус с приближением. Вот все думают, что команда такая, а она на самом деле эдакая. Этого с «Аукцыоном», естественно, не случается — какие они на сцене или в студии, такие и на кухне или на рыбалке. Классные и талантливые до безумия. Получается такое портфолио или семейный альбом — перелистывать пыльный гроссбух могут только родственики и знакомые (фанаты). Остальным будет скучно и немного смешно. Ну, остальным тут и делать нечего.
На одном из первых показов фильма посреди дороги с грохотом в зал вломилось нечто, воняющее перегаром. Гремя костылями, уселось на задний ряд. Когда играла музыка — грохотало в такт культяпками, когда показывали разговоры "аукцыонщиков" — принималось что-то громко бубнить. Это бесило — я повернулся, чтобы сказать резкое слово мерзкому соседу. Но не сказал — в темноте быстро разобрал, что это Владимир Веселкин, танцор «Аукцыона» конца восьмидесятых, анфан-террибль русского рока, крутивший под всяких «Нэпманов» фуэтэ. Из группы ушел, занялся эффектной сольной карьерой. Теперь превратился в героя передач Малахова, почти бомжа и инвалида. Бубнеж его был сродни разговорам пьяных мужиков с телевизором («Ну кто так играет!») или пенсионерок с альбомом («Вот тут Ленечке восемнадцать, красавчик, правда?»). Даже как-то неудобно уточнять, что монологи старого барбоса-рок-н-ролльщика были в сотни и тысячи раз большим искусством, чем просмотр пухлого альбома фотографий или коробок со слайдами.